Календарь« Октябрь 2024 » | Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс | | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 |
Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0
|
Сергей ПРОХОРОВ УХА ИЗ ПЕТУХА Из очередного отпуска домой (месяц плюс дорога туда и обратно) я возвратился на корабль с двухнедельной просрочкой и медицинской справкой о "липовой” болезни,заверенной к тому же не военкоматом, а председателем сельского совета. Побаивался, что придерутся к этому, как и моя болезнь, липовому документу. И когда командир корабля, сетуя на то, что корабль вдруг оказался без кока, спросил меня, как бы случайно, не умею ли я кашеварить,я, не задумываясь, лишь бы отвлечь его от серьёзного изучения врученной ему мной справки ляпнул. - Конечно, могу!.. Это самое... с детства варю. Командир обрадовался, что проблема неожиданно разрешилась и засунул справку в стол, даже не взглянув на неё. - Вот и хорошо, дружок, вот и славно. Иди принимай камбузное хозяйство Рабочим на камбузе мне приходилось, как и многим салагам, бывать не раз. И мне нравилось наблюдать, как этим занимался профессиональный корабельный кок. Так что все операции по приготовлению первых и вторых блюд я примерно знал. Но, оказавшись на камбузе уже не в качестве рабочего матроса, а назначенным командиром коком, я немного растерялся. В меню на первое в этот день был борщь. Раскромсав на куски стегно говядины, уложил мясо в бак, залил водой и включил электропечь. Пока рабочий по камбузу матрос чистил картошку, я достал с полки поваренную книгу и углубился в ее изучение. В окошечко камбуза постучал баталер: - Кок! Принимай свежую рыбу. Командир захотел ухи! И просунул в окошечко три увесистых рыбьих тушки. Забыв, что в котле уже млеют куски говядины, я быстренько почистил, и разделал рыбу, и опустил куски в уже закипавшую воду. Потом отправил в котёл нарезанную пластиками картошку и прочие приправы, необходимые для приготовления ухи. И уха получилась отменной. Ребята ели, нахваливали и просили добавки. Вот только сам командир корабля капитан-лейтенант Козин, не то чтобы усомнился в качестве ухи, но выразил нескрываемое удивление, протягивая мне через окно кают-компании увесистую кость бывшей рогатой скотины. - Скажи, пожалуйста, дружок, что это за рыба? Сам я к трапезе ещё не приступал и потому в недоумении пожал плечами: -Так, вроде, горбуша , товарищ капитан-лейтенант. Как Вы просили. Когда в котел кидал была рыбой. И тут до меня наконец-то дошло. Как же я мог забыть про борщь в меню, про брошенное в котёл мясо говядины? Получилась уха из петуха. Аж в пот бросило. "Всё , - думаю,- откашеварил!” Но командир и не думал снимать меня с кашеварства. И не разачаровался в этом. Я все-таки научился готовить и хорошо, и вкусно. Но иногда командир, когда бывал в хорошем настроении, напоминал про тот случай, как бы вскользь: - А ушица все-таки была отменной!
На этом снимке я ещё салага и только мечтаю о побывке домой В стране Дурдомии Никогда не верил ни в загробную жизнь, ни в инопланетную. В вертикальную, лишь когда попадал в дом к любимой тёще. У неё всё всегда было с ног на голову, лишь бы не как у людей. После очередной такой тёщиной виртуальной неразберихи, вконец вышибленный из реальной жизни, я возвращался вечерней электричкой домой. Вагон был полупустым, не шумным, и я, прислонившись к окну, расслабился и устало закрыл глаза. Очнулся неожиданно от слепящего глаза солнца. Ни вагона, ни электрички. Стою посреди незнакомой улицы незнакомого мне города. Кругом снуют совсем незнакомые мне и какие-то очень странные люди. Одни хохочут, как сумасшедшие, другие плачут, как дети, третьи держатся за животы… Внимательно осматриваюсь. По обеим сторонам улицы сплошные торговые ряды: магазины, ларёчки, аптеки… "Совсем, как у нас в России”, - думаю. -Только названия у них такие же странные, как и люди. Вместо: "Овощи”, "Фрукты”, "Колбасы”, "Кондитерские изделия”… - "Скука”, "Хвори”, "Жалобы”, "Смешинки”, "Слёзы”… Захожу в "Скуку”. На полках в красивых упаковках "Сладкая грусть”, "Супер любовная тоска”, "Зевота в шоколаде”… И красочная реклама над ними: "ЦЕНЫ НИЖЕ РЫНОЧНЫХ.” "Ну, этого добра и у нас хватает,” - махнул я рукой и решил заглянуть в "Хвори”. Любопытно стало: неуж-то этим дерьмом здесь торгуют?. У нас вылечить от них никак не могут. Зашёл, глянул на полки, прилавок и обомлел. Всё, как в аптеке,в тюбиках, склянках, в ампулах, в таблетках: "Насморки”, "Поносы”, "Зубная боль”, "Чесотка”, "Заворот кишок” и т. д. - И что? - спрашиваю вежливо-равнодушного продавца в белом колпаке, - Берут эту заразу? - Ещё как! - вдруг оживился хозяин аптечной лавки, и стал неожиданно словоохотливым. – Одна старушка (у неё постоянные запоры) всю свою пенсию тратит на одни "Поносы”. Так что товар у нас не залёживается. - А "Насморк”, "Зубная боль”, "Заворот кишок” - это-то кому нужно? - Берут. Кто себе для бюллетеня, а кто для пакости своим близким недругам. Может, чего изволите? У нас все в лучшем виде, свежее, без червей и не дорого. Если нет денег, можно в кредит… "Глотайте их сами!” - хотел сказать я, но промолчал. – А что, может у вас тут и магазины смерти есть? -Как и у вас. Только всё законно, сертифицировано. -А счастьем, радостью, мечтой, надеждой у вас тоже торгуют, с сомнением поинтересовался я. -С этим у нас дефицит. На сто лет вперёд разобрали. Да, вон через дорогу магазин "Счастье”, зайдите, поинтересуйтесь. За пыльным, сто лет не мытым прилавком сладко дремал древний столетний старик, с бородой до колен. На таких же прогнутых от метрового слоя пыли полках было пусто. -Ась? Кого? Говорите громче, не слышу, - прошамкал потревоженный ото сна старичок. – Счастья?! – и недоуменно уставился на меня: - Что вы, милый человек, с луны свалились, что ли? Сто лет как уже разобрали весь лимит на счастье. Вот есть махонький кусочек, грамм на десять, но его никто не хочет покупать. Богатым даром не нужно такое счастье, а бедные дразнить себя не хотят. Вот и лежит оно, горемычное счастье, уже позеленело от времени и тоски. - А что это за город и что за страна, дедушка? - поинтересовался я. -Дак, ты чё, милый, действительно с луны свалился? Город наш Дурдом называется, а страна Дурдомия. Всё, как у вас, только с ног на голову. Неожиданно меня сильно качнуло. Я открыл глаза. В вагоне горел свет, последние пассажиры двигались к тамбуру на выход. Электричка начала уже трогаться, когда я выскочил на перрон. Большое багровое солнце уже закатывалось за крыши домов. Вечерело. Я снова был в реальном мире и вскоре забыл про приснившуюся мне Дурдонию, которая , в общем–то, мало чем отличалась от нашей, особенно, когда всё делается с ног на голову. Магарыч Магарытич Так ласково окрестили в селе Непросыхаемое печника,столяра-плотника, на все руки работника, Ваньку Зашибалова. Мастер он был действительно справный, а, главное, никакой работы не гнушался, особенно с глубокого похмелья, в котором он находился постоянно, как и всё негусто населённое село Непросыхаемое. За любое дело, кроме "мокрого”, брался охотно, но плату требовал только магарычом и с хорошей закуской, поскольку в доме у него насчёт поесть, как говорят в народе, мышь с горя в холодильнике повесилась. А у вдовой Макарихи… нет, не крыша прохудилась – забор совсем обветшал, вот-вот рухнет. И скотина всякая норовит пролезть, да и выпивающие мужики летом за зелёной закуской лазают. -Ты уж, Магарытичь, милый, будь добр, поправь мне заборчик, покуда я в райцентру сношусь по делам. -И что у тебя за такие срочные дела, Макаровна? Было видно невооружённым глазом, что Зашибалов был с глубочайшего похмелья. Обхватив голову руками и массажируя виски, он с надеждой взирал на Макариху. -Гостей еду на вокзал в райцентру встречать, - радостно оповестила она Ваньку. – Дочка с зятем едути. Ты уж будь добр, подправь, а то перед гостями неудобно, срамно в глаза смотреть. -Дело плёвое! Это мы вмиг подправим. Особливо, ежели и ты, Макаровна, меня подправишь. А то я вчера малость того… -Конешно, конешно! –засуетилась Макариха. - Заходь, родненький. Она быстро накрыла стол, сбегала в подвал, принеся запотевшую литровую бутыль самогону. -Ты уж только тут без меня, Магарытич, а я побежала на автобус. Не дожидаясь, пока Макариха скроется за дверью, Ванька, радостно потирая руки, взгромоздился за стол и, не спеша, налил себе первую. Опрокинул, покряхтел для солидности и молча приступил к насыщению своего проголодавшегося желудка. Опрокинул вторую. Закурил, раздумывая с чего бы ему начать порученное Макарихой дело. Вспомнил, что его на сегодня приглашал помочь сложить русскую печь сват Григорий Заворотниковский. "Надо успеть,” - подумал Магарытич и налил третий стакан. Самогон был "первочовский”, и Ванька, повеселев от выпитого, мутным взглядом осмотрел жилище Макарихи. Остановил свой взор на русской печке. Подошёл к ней, заглянул в топку, в поддувало. Вспомнил об инструменте. "Надо, пока на ногах, сноситься за ним,” – сообразил Магарытич. Сбегав, на редкость резво, за печным инструментом, он налил четвёртый стакан. Опрокинул, утёр губы, уже не закусывая, и яростно принялся за дело. Через полчаса в доме было, как после бомбёжки: огромные кучи кирпича, разбросанные по всей квартире, пыль, копоть и накопившийся за годы и вырвавшийся наружу запах угарного газа. Макариха, войдя с гостями в дом, тут же и рухнула без чувств. Гости с удивлением и ужасом смотрели на груды кирпича, на пьяного Магарытича, довольно и шумно посапывающего за столом мертвецким сном. А в это время с нетерпением поглядывал в окошко сват Григорий Заворотниковский, поджидавший Могарытича, и уже всё приготовивший для разборки своей печи.
ЩУКА Сквозь дрёму я почувствовал, как что-то тёплое, родное легко и нежно коснулось моего лица. На мгновение мелькнуло ласковое в весёлых морщинках с милой тёмной родинкой лицо бабушки, которое тут же превратилось в румяный, вкусный, блестящий от конопляного масла блин. Я невольно потянулся к нему губами и раскрыл глаза – в окошке сияло щедрым летним теплом полуденное солнце. Сладко потянулся и рывком сбросил одеяло… Ужасно хотелось есть. Было ощущение, что пустой желудок вот-вот взбунтуется от безделья. На ещё не остывшей печи, томясь округлыми боками, меня поджидал блестящий свежей сажей чугунок вареной в мундире картошки. Картофелины были ещё горячими. Тонкая кожура отставала не сразу, обжигая пальцы и прилипая к ним. Обтирая то и дело липкие пальцы правой руки о штанину, левой я макал картошку в солонку с солью, подносил очищенную часть ко рту и осторожно и с аппетитом откусывал, ублажая желудок и голод. Хлеб в доме был роскошью. Его и другие деликатесы успешно заменяла картошка – надёжная кормилица и спасительница от голода. Варёная, жареная, пареная. Опустошив третью часть чугунка, запив завтрак стаканом морковного чая и убрав всё со стола, вышел во двор. Была вторая неделя летних каникул.. В огороде пока делать было нечего. Недавно отсадились, и овощи ещё только-только проклёвывались. Сорняков не было. Или мать успевала как-то незаметно для меня всё пропалывать. Жалела меня. Я ведь болезненным рос. К восьми годам только, как в школу идти, на ноги встал. А теперь, к 15-ти годам, чувствовал себя совершенно здоровым. Но мать скорее по привычке всё жалела. Щурясь от яркого солнца, я направился под навес, где вместе с дровами хранился разный нужный и ненужный, но оставленный на всякий случай хлам. Задумал смастерить острогу для охоты на щуку. Трезубец ещё вчера сделал из куска толстой проволоки. Осталось подобрать подходящую удобную длинную жердину и закрепить на ней острый трезубец. Рыбалкой я особенно не увлекался, но на речке проводил большую часть свободного времени. Мой дружок Валерка - заядлый рыбак, уехал на каникулы в город к родственникам, и я теперь больше один слонялся вдоль реки то с удочкой, то просто так. Чаще с книжкой. Недавно, когда я по привычке уселся на своё излюбленное место и углубился в чтение, звонкий всплеск оторвал меня от книги. Когда волны улеглись, я долго и внимательно стал всматриваться в воду, стараясь сквозь её мутность хоть что-то разглядеть. Прошло минут пять, и я уже было собрался вновь вернуться к прерванному чтению, как вдруг около самого берега качнулась на воде метровая тень. Я замер, осторожно всматриваясь в серое днище реки. Там почти недвижно, как корчага, застыла огромная щука. Я уже почти рассмотрел её: большая полураскрытая пасть, горящие в ожидании добычи глаза, едва колышущиеся плавники… и снова звонкий шлепок, и вода, сразу помутнев, пошла кругами от берега. Вот бы поймать её, думал я, возвращаясь домой. И даже слюнки потекли, когда представил жарящиеся на сковородке большие куски щучьего мяса. Закрепив трезубец на шесте, я для тренировки несколько раз ткнул орудие в землю, представляя, будто гарпуню щуку. Потом, закинув трезубец на плечо и заперев калитку, отправился на речку. Подошёл к месту тихонько, боясь вспугнуть речную хищницу. Долго блуждал глазами по всей щукиной заводи, держа наготове острогу, в надежде увидеть вожделенную добычу. Прошёл час, второй. От напряжения занемели мышцы. Бросив трезубец, устало опустился на траву. Прилёг и вскоре задремал. Сколько проспал, не помню, но проснулся от шумного всплеска в реке. Вскочил, как ошпаренный, и, крепко держа обеими руками острогу, бесшумно приблизился к краю берега. Рябь улеглась, и в просветлевшей воде я вновь увидел её. Щука готовилась к встрече с очередной жертвой: глаза горели, жабры хищнически надувались, плавники и всё тело щуки напряглись, как натянутая тетива лука, готовая вот-вот выстрелить. И я, не дожидаясь дальнейших действий речного хищника, со всего размаха, почти не целясь, ткнул трёзубец в застывшее тело щуки. Шест мгновенно и сильно дёрнулся, и я едва удержал его в руках. Потом он заработал как вибратор, и я, боясь упустить добычу, медленно повёл шест к берегу и со всего маху, что было сил, рванул шест из воды. Блеснуло на солнце, отливая серебром, трепещущее на трезубце тело речной хищницы. Огромная, не менее полуметра рыба еще долго билась на берегу, пугая открытой зубастой пастью. Пришлось несколько раз стукнуть хищника палкой по голове. -Вот уж удача так удача, - думал я, радостно шагая с добычей домой и представляя заранее, как будут мне завидовать дружки-приятели, да и взрослые рыбаки. Точно скажут: «Везёт же дураку». Но больше всего обрадовалась мать. Нажарили, наварили ухи, устроили для не разбалованных яствами желудков настоящий праздник.
|
|